Максим Артемьев:
Разговор о главном.
Беседовал с одним из самых авторитетных наших историков, либеральных взглядов. Активист времен перестройки, затем ушел в чистую науку.
Из провинциальной семьи советских лоялистов, номенклатура среднего уровня. В 1984 поступал на истфак МГУ, не поступил. Считает, что если попал бы туда, то жизнь сложилась по-другому; с другой стороны, именно взгляд человека из провинции помогает видеть ему то, что не видят столичные жители.
В итоге поступил на истфак у себя на родине. Через год - армия. (Я заметил, что для интеллигентов, особенно московских, 1967-1968 гг. попадание в советскую армию становилось событием на всю жизнь – настолько силен был шок) Служил на аэродроме на Дальнем Востоке.
Шел в армию с розовым представлениями о жизни, там впервые столкнулся с национальным вопросом. В части доминировали черные (термин мой, ходовой в то время - М.А.), подавлявшие славян. Ощущения принадлежности к господствующей нации не было, напротив, было пребывание в низу иерархии именно как русского. Офицеры в основном славяне, но от них никакой помощи от угнетения и эксплуатации черными, полное безразличие русских к русским.
Его вывод – патриархальным народам легко объединиться, а русским – трудно, сперва нужно «институализироваться». У черных четко работает принцип «свой-чужой», для русских же все равны. От себя замечу, что националистом он, тем не менее, не стал, тогда как многие становились националистами, на своей шкуре испытав прелести быть русским в армии.
На вопрос – почему в ситуацию с дедовщиной и национальной враждой не вмешивались начальники на самом верху, неужели до Устинова и Соколова не доходила информация и по линии политорганов, и по линии особых отделов, что творится в Советской Армии, почему она управляется на основе зековских принципов, отвечает, что всем было либо все равно, либо так удобнее.
Сам лично считал, что происходящее в армии - неправильно, но что это норма здесь. Одиночке по примеру героев голливудских фильмов восставать против несправедливости, не подчиняться заведенным порядкам было невозможно, система ломала любого.
Армейский опыт помогал в жизни тем, что было сознание, когда вышел на волю, что «хуже не будет» и все проблемы казались решаемыми по сравнению с армией, где было ощущение, что ты в рабстве, и твоя жизнь ничего не стоит.
Офицеры спивались, перспектив вырваться из их захолустья не имелось, настроенных на карьеру среди них не было.
Вернулся домой, стал комсоргом курса - рекомендовали сверху. Ощущения, что быть на комсомольской работе стыдно (типичный штамп перестройки – см. книжку комсомольского работника Ю.Полякова «ЧП районного масштаба») - не имелось. С 1988 активно участвовал в молодежной общественной деятельности, был среди организаторов забастовки студентов в колхозе (у нас тоже в 1989 году была забастовка в колхозе, кстати. И мы тоже всего своего добились), но в 1991 к политике охладел, сосредоточившись на академической карьере.
О распаде страны в голову не приходило, про экономику не думалось, считал, что Горбачев ведет в принципе в правильном направлении, будет что-то вроде конвергенции с Западом. Главным было для него не экономика, а возможность читать ранее запретные книжки, отмена цензуры – за что до сих пор признателен Горбачеву.
В их провинции ничего о национально-федеративном устройстве страны не думали, и оно их не беспокоило. О границах не думалось, а ведь их город в результате распада страны оказался в 100 км от новой границы. Но это проблемой не казалось, некоторые даже видели в этом новые возможности – будет частью транзитного пути. У русской интеллигенции «не было отождествления со страной», СССР был не свой, а страну только предстояло создать. В отличие от от армян, украинцев, эстонцев, туркмен, быть националистом считалось плохо, это что-то ксенофобное, позорное. Россия до 1917 года как точка отсчета не существовала, с исторической Россией себя не идентифицировали. Согласен с оценкой историка Волкова, что перестроечная интеллигенция была совковой по мировоззрению.
Для него лично, что Союз распался - плохо, но хорошо, что мирно. Про Крым никто не думал вообще. Всем было решительно на такие вещи наплевать. (Тут мой любимый вопрос – почему армянам было не наплевать на Карабах? Его ответ – армяне, украинцы, грузины создавали свои идентичности посредством всяких мифов, а русские свою идентичность создать не могли, ибо не знали где Россия начинается, и где кончается. Так я его понял. Хотя он согласен, что ленинско-сталинско-хрущевские границы РСФСР были для русских либералов священными и не подлежащими пересмотру)
То, что теперь даже Москва оказалась в 400 км от границы, как в XVI-XVII веках, тоже не казалось проблемой и это было никому не интересно. Думали, что в рамках СНГ все мирно уладится и войн не будет.
Китайский опыт не вдохновляет, ибо там цензура и власть одной партии. Ему как интеллигенту это не нравится, и никакой экономический прогресс и сохранение единства страны в его глазах не перевешивают данного обстоятельства.
Горбачева уважает и считает, что его нельзя упрекать в злом умысле. Снисходительно относится к тем, кто совершал ошибки по незнанию, Горбачев – из последних.
О текущем моменте – считает, что Россия сохранится и не распадется в результате текущего кризиса. Он верит в российскую гражданскую нацию вне зависимости от границ. Не важно - где пройдут границы, важно чтоб сохранилась гражданская нация.
Сегодня его друг из Одессы украинизировался, пишет по-украински – а этого бы не произошло, если не СВО. Веди себя Россия поспокойней, то на Украине детская болезнь национализма прошла бы постепенно, и Одесса сохранилась как русский город, как очаг русской культуры. Никто бы их не вытеснял. И как границы между Францией и Германией стерлись, так и у нас постепенно стерлись бы границы между Украиной и Россией.